Интервью Председателя Банка России Э.С.Набиуллиной информационному агентству «ИТАР-ТАСС» 3 сентября 2013 года «Президент уважает независимость Центрального банка»

 

На этой неделе Банк России получил новый статус мегарегулятора – под его контроль, помимо банков, перешел весь финансовый сектор, включая фондовый рынок, аудиторов, страховые компании и пенсионные фонды. При этом от нового председателя ЦБ Эльвиры Набиуллиной ждут низкой инфляции, снижения ставки рефинансирования и  стабильного курса рубля. Сама она считает, что экономический рост и контроль за финансовым рынком требуют, в том числе, и непопулярных решений. О приоритетах в работе Банка России Эльвира Набиуллина рассказала в интервью ИТАР-ТАСС.

    1 сентября Банк России стал мегарегулятором финансового рынка. Как проходит интеграция Федеральной службы по финансовым рынкам в структуру ЦБ?

    Вопрос создания мегарегулятора обсуждался подробно и давно, закон был принят летом, поэтому у нас была возможность подготовиться к присоединению ФСФР. Тем не менее, мы подстраховались, и на этом этапе ФСФР полностью переходит в Центральный банк в существующей организационной структуре. Всем сотрудникам Службы предложено написать заявления о переходе на новое место работы. Они перестают быть служащими ФСФР и становятся сотрудниками Службы по финансовым рынкам Банка России. Процесс интеграции продлится еще несколько месяцев, будут создаваться новые департаменты и расширяться существующие, для того, чтобы окончательно интегрировать ФСФР в структуру Центрального банка. По истечении этого периода Служба по финансовым рынкам как отдельное подразделение будет ликвидирована.

    Как в связи с этими изменениями будут распределены обязанности между Вашими заместителями?

    Наиболее важные организационные изменения и назначения на ключевые должности будут сделаны в течение ближайшего месяца.

    Всего будет четыре первых заместителя председателя ЦБ.

    Банковский надзор продолжит курировать первый заместитель Алексей Симановский. Сергей Швецов в ранге первого зампреда будет курировать Службу по финансовым рынкам. Еще одному первому заместителю — Георгию Лунтовскому — передано курирование, в том числе, блока информационных технологий. Дополнительные изменения произойдут в блоке денежно-кредитной политики в связи с тем, что курировавший его Алексей Улюкаев перешел на работу в Министерство экономического развития.

    Прямой вопрос: переходит ли в ЦБ начальник экспертного управления президента Ксения Юдаева?

    Я предпочитаю обсуждать только состоявшиеся кадровые назначения. Назначение на должность первого заместителя, курирующего вопросы денежно-кредитной политики, еще не состоялось.

    Предполагалось, что Службу по финансовым рынкам возглавит теперь уже бывший глава ФСФР Дмитрий Панкин. То, что это не произошло, — Ваша инициатива или его?

    Это взаимное решение. Он хороший специалист, очень много сделал для развития финансового  рынка. Думаю, ему как профессионалу интересно попробовать себя в других направлениях деятельности.

    Закон о мегарегуляторе предполагает создание Комитета финансового надзора — постоянно действующего органа, который должен контролировать ситуацию на финансовом рынке. Комитет уже создан?

    Решение о создании Комитета и его составе  принято на заседании Совета директоров Банка России 30 августа. Комитет финансового надзора возглавит Сергей Швецов. Комитет — это внутренняя структура Банка России. В него войдут и зампреды, и руководители соответствующих департаментов.

    Как будет проходить интеграция региональных подразделений ФСФР?

    Региональная структура ФСФР отличается от региональной структуры Банка России. В некотором смысле у ФСФР даже более современная структура, включающая в себя  11 подразделений по округам. Изменения в региональной структуре Службы по финансовым рынкам будут происходить одновременно с изменениями региональной структуры Банка России. На Совете директоров мы приняли решение о переходе от принципа региональной структуры по субъектам Российской Федерации к окружному принципу. Первое подразделение будет создано в ближайшее время в Центральном федеральном округе на базе МГТУ. Москва и Московская область уже объединены, скоро это произойдет со всеми нашими территориальными подразделениями в Центральном округе, что позволит повысить эффективность управления и оптимизировать затраты.

    Вас не пугает разница в подходе к надзору, который исторически существовал в Центральном банке, и надзорной практикой Федеральной службы по финансовым рынкам? Это системы, которые необходимо не просто сблизить, их надо унифицировать. Как Вы предполагаете это делать?

    Действительно, есть различия в надзоре. И  начинать надо даже не с надзора, а с регулирования, с требований к банковским и небанковским организациям. Они по природе различны, это разные финансовые институты с разным профилем риска. Поэтому какие-то правила будут унифицированы, какие-то — нет.  Главное – стимулировать развитие разных сегментов финансового рынка,  обеспечить их устойчивость и доверие к ним.

    Немаловажная задача – решить проблему так называемого  регуляторного арбитража, серых лакун, которые возникают, когда на едином по сути финансовом рынке действуют разные регуляторы со своими правилами. В принципе, мегарегулятор создавался исходя из необходимости развивать финансовый рынок как единый организм.

    Фрагментация регулирования, особенно в условиях усложнения финансовых инструментов, а также взаимопереплетения финансовых институтов (банков, страховых, инвестиционных компаний и т.д.) может иметь негативные последствия для справедливой конкуренции и финансовой стабильности. Например, меры в отношении беззалогового потребительского кредитования в банковском секторе могут провоцировать перетекание этой деятельности в микрофинансовые организации с гораздо менее плотным регулированием и надзором. Поэтому сложность не столько в унификации, сколько в выстраивании эффективного надзора за разными финансовыми институтами.

    Законодательство  по регулированию финансовых институтов пока более слабое, менее действенное, чем законодательство по регулированию банковской системы. Нет, например, работающего механизма ответственности за непредставление информации. Кроме того, регулятор имеет очень мало инструментов влияния на финансовые институты, включая применение санкций, кроме выписывания мелких штрафов, которые практически ни на что не влияют.

    Как можно регулировать и надзирать, если у нас нет объективной информации, и мы не можем быть уверены в качестве активов, которые показывают эти финансовые институты?  Впрочем, хоть и в меньшей степени, но это касается и банков,  И там нередки случаи искажения информации.  Я убеждена, что надо вводить уголовную ответственность за предоставление недостоверных данных финансовыми институтами.

    Вы знаете, как корректно оценивать активы? Банки, например, должны отчитываться по МСФО, а в случае со страховщиками и пенсионными фондами отчетность — это «серый ящик». Там оценку активов произвести невозможно, потому что актуарная оценка «натягивается» и делается по заказу.

    Вы правы. У нас нет регулирования актуарной деятельности, это сейчас тоже одна из задач для мегарегулятора.  И мы надеемся на принятие парламентом соответствующего закона. Страховой бизнес и  деятельность пенсионных фондов  без актуарных оценок вообще невозможны. Актуарная оценка – ключевой элемент управления рисками в таких компаниях.

    Что касается МСФО, то все финансовые институты должны будут постепенно на них переходить. Банк России, получив полномочия по утверждению отраслевых стандартов отчетности и планов счетов для всех финансовых организаций, начиная с 2016 года, сможет своевременно обеспечить внедрение МСФО.

    Но надо отдавать себе отчет и в том, что МСФО – это не магический кристалл, через который видно все и везде. И в рамках МСФО возможны подтасовки и искажения информации о финансовом положении. Так что при переходе на МСФО задачи надзора и регулирования проще не становятся.

    Критики создания мегарегулятора говорят о конфликте интересов: такая крупная структура является одновременно и регулятором, и крупнейшим игроком, и крупнейшим собственником — Сбербанка, Московской биржи, Центрального депозитария?

    Собственником Сбербанка Банк России был задолго до того, как стал мегарегулятором. Здесь институциональный конфликт интересов, действительно, существует. Прежнее руководство Центрального банка приняло внутренние решения по урегулированию этого конфликта. Я буду им следовать. Подразделения и сотрудники, ответственные за  надзор над банковской системой, должны быть отделены и не зависимы от подразделений и сотрудников, которые готовят решения и участвуют в Наблюдательном совете Сбербанка.

    Что касается Московской биржи, то нам было важно сформировать инфраструктуру фондового рынка (объединить биржи, создать Центральный депозитарий), дать мощный толчок ее развитию. На первом этапе развития объединенной биржи позитивное влияние регулятора, на мой взгляд, перевешивает те риски, которые возникают от конфликта интересов.

    Тем более биржа — это инфраструктура рынка,  а не один из многих участников конкурентного рынка, как, например, в случае со Сбербанком. Московская биржа конкурирует с иностранными биржами. Но в конечном счете мы хотим остаться только регулятором, а не собственником биржи. Центральный банк планирует выйти из капитала биржи в установленные законом сроки – через два года после IPO.

    Регулирование значительного количества участников финансового рынка потребует большего числа согласований в правительстве. Конкретный пример: тарифы страховщиков, в частности, по ОСАГО. Вам придется эти тарифы регулировать. Вы куда пойдете с такими решениями, где Вы их будете согласовывать?

    Наша позиция заключается в следующем: если мы создаем мегарегулятор, то очень важно четко разграничить зоны  ответственности правительства и Центрального банка и не делать двух ключей от одной двери.

    В законе очень мало позиций, которые нужно согласовывать, по большинству случаев решения принимают самостоятельно либо правительство, либо Центральный банк.  Так, решение по тарифам по ОСАГО принимается только ЦБ.

    Но, думаю, что когда законодательство о мегарегуляторе  начнет применяться на практике,  мы обязательно увидим проблемы, нестыковки. И, если потребуется, будем выходить с инициативой изменений законодательства. Ведь оно действительно очень сложное.

    Еще одна потенциально конфликтная ситуация касается управления пенсионными накоплениями. С одной стороны, задача государства – сохранить эти средства и обеспечить выплату пенсий. С другой – частные фонды заинтересованы в увеличении доходности.

    Это один из самых сложных вопросов, обсуждавшихся при создании мегарегулятора. Да, нам нужно защитить социальные права граждан, быть уверенными в том, что при инвестировании все их накопления сохранятся и приумножатся. Для этого и готовится сейчас законопроект о системе гарантирования пенсионных накоплений, который должен быть принят до конца этого года. Уровень рисков, который смогут принимать на себя пенсионные фонды, и их инвестиционную декларацию будет определять правительство. А Центральный банк будет отвечать за то, чтобы финансовые институты обеспечивали адекватное инвестирование пенсионных накоплений, будет следить за их финансовым состоянием и устойчивостью.

    Сейчас появился термин «экономическая стагнация». Рост ВВП, по данным Росстата, за II квартал составил 1,2%;  ЦБ и Минэкономразвития снизили прогноз роста ВВП по году до 2% и 1,8%. Что происходит с экономикой?

    Ситуация действительно очень сложная, снижение темпов экономического роста – тревожная тенденция. Причины этому есть и внешние, но я считаю, что основные причины — внутренние. Уже некоторое время назад стало очевидным, что после кризиса сырьевой экспорт не будет тем драйвером роста, которым он был до кризиса. Тогда цены на нефть росли очень высокими темпами, что по цепочке способствовало экономическому росту, облегчая, в том числе, доступ наших компаний, банков к внешним источникам заимствований. Совершенно очевидно, что этот фактор не будет работать в ближайшей, да и в среднесрочной, перспективе. Хотя цены на нефть остаются высокими, но они не могут расти двузначными темпами!

    Что у нас остается? Внутренний потребительский спрос и инвестиции. Внутренний потребительский спрос сейчас, действительно,  работает как фактор роста, во многом благодаря росту зарплат, реальных доходов населения. Свой вклад вносит и потребительское кредитование, которое растет опережающими темпами.

    С инвестициями, к сожалению, все гораздо хуже. Рост в России непременно должен быть инвестиционным. Чтобы рост был устойчивым и долгосрочным, нам нужно повышение конкурентоспособности. Иначе прирост внутреннего потребления в возрастающей степени начнет покрываться импортом. Можно, конечно, повышать конкурентоспособность и производительность труда на основе организационных мероприятий, сокращения издержек. Компании это делают, и после кризиса многие этим активно занимались. Но значимо повысить производительность труда можно, только обновив технологическую базу, сняв инфраструктурные ограничения. А это уже инвестиции, инвестиционный климат.

    Нынешнее замедление имеет в основе не циклический, а структурный характер. И методы лечения должны быть структурными. Есть призывы смягчить денежную политику, дать более дешевые деньги в экономику. Это облегчит боль на какое-то время, но практически никак не повлияет на долгосрочные темпы экономического роста. При этом могут возникнуть риски увеличения инфляции и оттока капитала. А низкая инфляция — это один из факторов благоприятного инвестиционного климата. Поэтому задача Центрального банка – обеспечить низкую инфляцию. В то же время по мере снижения инфляции ЦБ может начать постепенное снижение процентных ставок по своим операциям.

    Именно такую задачу перед Вами ставил президент, когда делал Вам предложение возглавить Центральный банк?

    Мы не обсуждали детали. Президент поставил задачу, чтобы были сформированы макроэкономические условия роста, и в целом развития экономики. Президент во всех своих выступлениях говорит о важности поддержания макроэкономической стабильности. Нужна низкая инфляция, низкий дефицит бюджета, низкий уровень госдолга. Это ключевые показатели макроэкономической стабильности, которые создают условия для экономического роста.

    Когда председателем ЦБ был Сергей Игнатьев, президент также не ставил ему задач относительно того, какая именно должна быть процентная ставка, нужно ли смягчать политику или повышать ставки. И сейчас этого не происходит. Президент уважает независимость Центрального банка, поэтому каких-либо конкретных ориентиров — какую именно денежную политику проводить — нет.

    Возникает вопрос разграничения ответственности и принятия решений. Перед ЦБ стоит задача стимулировать экономический рост, но при этом часть решений находится на стороне Минфина. Например, регулирование уровня госдолга, налоговая политика…

    Это действительно так, но вопрос не только в Минфине. Решить проблему экономического роста невозможно без развития институтов, без того, что называется структурной политикой. Нам нужна диверсификация экономики, и ее достичь можно лишь такими мерами.

    За благоприятный инвестиционный климат (это и снижение административных барьеров, защита прав собственности и предсказуемая налоговая политика, и тарифы по подключениям к инфраструктуре), за все элементы структурной политики в целом отвечают и правительство, и региональные органы власти. Есть доля ответственности и у мегарегулятора. Поэтому придется взаимодействовать.

    Сейчас ведутся горячие дискуссии вокруг того, что происходит в мире, о судьбе программ количественного смягчения для стимулирования роста экономики. Следуя этой логике, Россия тоже должна смягчить денежно-кредитную политику. Но у нас есть своя специфика: зарубежные страны смягчают денежно-кредитную политику, не допуская серьезного повышения инфляции, там она несравнимо ниже. Более того, до недавнего времени там была обратная проблема – угроза дефляции и высокая безработица.

    Кроме того, в Америке, Евросоюзе, Японии либерализация денежно-кредитной политики всегда увязана с целой программой структурных изменений в экономике, в том числе с налоговыми реформами, программами фискальной консолидации, повышения занятости. Это всегда комплексные решения, поскольку само по себе смягчение денежно-кредитной политики способно дать толчок лишь кратковременному всплеску экономического роста, что в дальнейшем чревато еще большим снижением экономической активности.

    Вы ведете к тому, что ставка рефинансирования снижаться не будет?

    Я об этом не сказала. Снижение ставок не влияет на сегодняшнюю инфляцию. Сегодняшняя инфляция – это наследство ранее принятых монетарных решений, а также действующие сегодня неподконтрольные ЦБ  факторы: продовольственные цены и тарифы естественных монополий. А мы принимаем решения на будущее, поэтому главный ориентир в политике ставок – прогноз по инфляционным рискам. Если они снизятся, мы поменяем ставки.

    Ваш прогноз: коридор по инфляции, определенный для этого года в 5-6%, будет соблюден?

    Есть основания полагать, что да. Прогноз динамики продовольственных цен позитивный.

    Какие параметры по инфляции обсуждаются на следующий год?

    Мы хотим видоизменить систему инфляционных ориентиров. И предлагаем перейти от установления цели  в виде целевого интервала (как например, в этом году — это  5-6%)  к  цели в виде  точечного целевого значения  и определить уровень допустимых отклонений. Этот уровень, как мы полагаем, может составлять «плюс-минус 1,5 процентных пункта»  — именно на столько, на наш взгляд, инфляция может колебаться под влиянием факторов, не зависящих от действий Центрального банка, иначе говоря — внешних факторов.

    Почему мы это предлагаем? Мы видим, что для участников рынка уже стало привычкой рассматривать в виде цели не середину, а верхнюю границу интервала. Кроме того, в России выше, чем во многих других странах, доля компонентов инфляции, которые либо зависят от административных решений, либо очень волатильны. Это — тарифы естественных монополий, подакцизные товары,  продовольствие. Доля их, по оценкам, около 50%. Именно они чаще меняются не очень предсказуемым для ЦБ образом. Поэтому, на наш взгляд, более четкий ориентир для рынка будет давать именно модель точечной цели с отклонениями, но отклонения эти могут быть «оправданы» лишь факторами непредсказуемых изменений. То есть отклонения нельзя будет объяснить, например, просто ростом тарифов ЖКХ, но только тем ростом, который окажется выше того прогноза, который был на момент установления цели по инфляции.

    Если же говорить о конкретных параметрах следующего года, то нам нужна бОльшая ясность по поводу планов правительства в отношении тарифной политики. Ее пока нет.

    Банк России считает важным продолжение курса на снижение инфляции, и поэтому наиболее оптимальным вариантом является целевой темп инфляции на следующий год в 4,5%, а на 2015-2016 годы – 4%. Но  достижение этих целей, по нашим расчетам, возможно только в том случае, если правительство ограничит рост тарифов, которые оно регулирует самостоятельно, и примет меры с участием регионов так, чтобы рост конечных цен на  услуги ЖКХ был существенно ниже инфляции. Если таких мер не будет, то достижение данной цели по инфляции потребует ужесточения денежно-кредитной политики, что в условиях замедления экономического роста крайне нежелательно. Если же конечные цены на услуги ЖКХ будут выше, то и цель по инфляции придется устанавливать выше — с тем, чтобы избежать дополнительных рисков для экономического роста.

    Вы можете влиять на тарифную политику?

    Мы обсуждаем этот вопрос с министром экономики и министром финансов. Есть решение президента о том, что уровень тарифов не должен быть выше инфляции. Но речь шла о регулируемых тарифах, а нам для расчета инфляции важны конечные цены, которые указаны в квитанциях за жилищные и коммунальные услуги. На это влияют решения не только федерального правительства, но и региональных властей.

    Рабочий инструмент для измерения инфляционных рисков – данные Росстата. Вас не раздражает, что эти цифры, по оценкам многих, не соответствуют реальности?

    Я не согласна с этим в корне. Конечно, существует эффект, когда человек заходит в магазин, покупает привычный ему набор продуктов и видит, что цены на некоторые из них растут. При этом люди не замечают, когда срабатывает сезонный фактор и цены падают. Кроме того, в продовольственной корзине Росстат учитывает цены на услуги и товары длительного пользования. Так что, на мой взгляд, Росстат достаточно  корректно, в соответствии с лучшими международными практиками и методологиями, считает инфляцию. Наверное, можно что-то еще совершенствовать, но в целом в расчетах Росстата нет  отрыва от реальности.

    Переход к таргетированию инфляции предполагает отказ от регулирования курса рубля. Не боитесь социальных последствий?

    Население действительно реагирует на изменение курса рубля, но в реальности для него важно не само изменение курса, а изменение цен, то есть инфляция. До сих пор живы стереотипы 1990-х годов, что колебания курса однозначно связаны с колебаниями инфляции. Но это не всегда так, и в последние годы можно найти много эпизодов, когда, скажем, рубль к доллару дешевел, а темпы инфляции снижались. Снижение инфляции будет способствовать тому, что население станет меньше реагировать на изменения курса рубля. На практике мы это уже наблюдаем: в последние годы инфляция несколько снизилась, и реакция населения на колебания курса стала также менее выраженной.

    Переход к таргетированию инфляции — достаточно сложный процесс. Нам придется допустить более сильное колебание валюты, но, на мой взгляд, плюсов от этого гораздо больше. Вспомните, когда мы в большей степени управляли валютным курсом, мы порождали спекулятивные ожидания. Когда внешняя среда сильно меняется,  экономику трясет. В 2008 году пришлось продать около 200 млрд. долларов из ЗВР для того, чтобы избежать резких скачков и дать возможность населению и корпоративному сектору адаптироваться к новым реалиям. Если курс гибкий, то меньше спекулянтов на рынке. Кроме того, компании, да и население, стараются меньше накапливать валютных рисков, к примеру, брать валютные кредиты в отсутствие доходов в валюте.

    Возможна в таких условиях девальвация рубля?

    Если под девальвацией вы имеете в виду резкий обвал или снижение стоимости рубля в несколько раз, как это было в 1998 году, то ответ однозначный – нет. Хотя колебания и в ту, и в другую стороны под воздействием внешних факторов, в том числе, в результате политики стран с резервной валютой, конечно же, происходят. Мы не таргетируем курс, мы сглаживаем краткосрочные колебания. В этом и есть смысл нашей валютной политики. А для построения прогноза надо смотреть за фундаментальными факторами: какими будут цены на нефть, инвестиционный климат, отток капитала, что будут делать денежные власти других стран. При этом нельзя оценивать курс рубля исключительно по отношению к американскому доллару; надо принимать во внимание другие валюты.

     ЦБ часто критикуют за высокие ставки. Говорят, что они не позволяют снижать стоимость кредитов реальному сектору, в результате у предприятий нет возможности инвестировать в развитие производства, и это тормозит экономический рост. Вы по-прежнему считаете, что это не вопрос Центрального банка?

    Я так никогда не считала. Да, в России действительно кредиты достаточно дороги для того, чтобы быть источником финансирования инвестиционных проектов, необходимых для экономического роста. Задача Центрального банка – снизить стоимость кредита. Что влияет на ее формирование? Инфляция, издержки, оценки рисков, наконец, прибыль.

    И доля инфляции в стоимости кредита – основная. Поэтому и для нас основная задача — это снижение инфляции. Что касается издержек, то мы  вместе с банками проводим работу по выявлению направлений их снижения. Для этого мы готовы поменять и наши регулятивные акты. Оценка рисков – это самый серьезный фактор. У нас действительно банки высоко оценивают риски заемщиков, прежде всего потому, что заемщики просто «непрозрачны» для них. Поэтому, например, мы предлагаем законодательно обязать представлять информацию в бюро кредитных историй без согласия заемщиков — как физических, так  и юридических лиц, при условии надлежащей защиты данной информации.

    Банки высоко оценивают риски даже по кредитам, обеспеченным залогом — гораздо выше, чем во многих странах. И не потому, что они их специально переоценивают. А потому, что на практике, по случаям взыскания залогов, банки в среднем возвращают себе 20-40% от залоговой стоимости, в то время как в большинстве стран возврат составляет 70-80%, а по некоторым видам залогов и до 100%. То есть наши банки считают, что до 80% стоимости залога они могут не вернуть. Безусловно, это влияет на стоимость кредита. Нужны серьезные изменения в законодательство. Без этого даже при снижении инфляции ставки по кредитам будут оставаться высокими.

    В разгар паводка на Дальнем Востоке один из губернаторов пожаловался, что банки начинают требовать немедленного возврата кредитов из-за утраты залогов. Вы знакомы с такой проблемой? Банки, очевидно, волнует, что в связи с утратой залога они не смогут выполнить требования ЦБ.

    На Совете директоров 30 августа мы приняли решение о том, что банкам будет разрешено не увеличивать резервы по кредитам при утрате залога или ухудшении его качества, а также по ссудам заемщиков, если их финансовое положение ухудшилось и они не могут качественно обслуживать свой долг в случаях, связанных  с чрезвычайной ситуацией. Я надеюсь, что эта мера поможет банкам с пониманием относиться к людям, которые оказались в чрезвычайно сложной жизненной ситуации.

    Вы согласны с тем, что бурный рост потребительского кредитования может привести к перекредитованности населения и стать социальной проблемой?

    Согласна. И Центральный банк принимает соответствующие регулятивные и надзорные меры.

    Нас беспокоит не просто рост потребительского кредитования в целом, а рост беззалогового потребительского кредитования. Темпы его роста были высоки, даже слишком высоки. На пике в прошлом году рост достигал 60% в годовом выражении. Граждане могут брать по 4-5 кредитов. И если будут какие-то не очень благоприятные изменения на рынке труда, то это может иметь масштабные неблагоприятные последствия.

    И хотя доля таких кредитов в ВВП невелика, соотношение платежей по кредитам с доходами населения уже приблизилось к странам с более длинной, чем в России, историей розничного кредитования. И темп роста беззалоговых кредитов, который многократно опережает темп роста доходов населения, создает риски перегрева. Тревожащими индикаторами являются рост просроченной задолженности и доли рефинансируемых кредитов.

    Сейчас у нас прорабатывается идея по опыту отдельных стран ввести показатель предельной задолженности домохозяйства, привязать объем кредитования к доходам семьи. Его достаточно сложно администрировать,  в том числе и потому, что у нас большая доля неформальной занятости, неформальных доходов. Поэтому пока мы продолжаем обсуждение практического применения.

    Вы не боитесь, что, устанавливая лимит на кредитование одной конкретной семьи, Вы одновременно стимулируете развитие микрофинансовых организаций?

    Такая проблема есть. За микрофинансовыми организациями надо следить более пристально. Поэтому, на мой взгляд, они также должны подавать сведения в бюро кредитных историй.

    Как вообще быть с регулированием микрофинансовых организаций? К ним же нельзя подходить с такими же требованиями, как к банкам?

    Надо подходить с другими. В принципе, это нормальная форма —  многим нужны маленькие займы. Должен быть упрощенный набор требований к микрофинансовым организациям, но он должен быть. Понятно, что микрофинансовые организации несут меньшие риски, но возможны и злоупотребления.

    И рынок Forex придется регулировать?

    Да. Мы сейчас готовим предложения по законодательству. Мы не хотим, чтобы все эти форексные компании и т.д. превращались в форму мошенничества.

    ЦБ однажды сказал, что Forex — это азартные игры, а игры мы не регулируем.

    Да, азартные игры. Но мы не можем закрыть на это глаза, они же существуют. Есть позиция, согласно которой введение регулирования будет способствовать разрастанию проблемы, то есть регулирование станет фактором легализации рынка Forex, а там высока доля мошеннических операций. Безусловно, не надо легализовывать мошенничество, но объяснить участникам рынка, в том числе вовлеченным в игру на форексе гражданам, что конкретно является мошенничеством, надо.

    Недавно МЭР назвал прогноз по оттоку капитала за 2013 год – 70-75 млрд долл. Вы согласны с этой оценкой?

    Да, это близко к нашим оценкам.

    Отток капитала возникает в значительной степени из-за сомнительных банковских операций. Ваш предшественник Сергей Игнатьев, выступая на заседании в Государственной Думе, сказал, что есть целая сеть из 1200 компаний, которая подконтрольна одной группе лиц и вывела из России 760 млрд рублей.

    Это должны расследовать правоохранительные органы. Но сомнительные операции действительно являются большой проблемой.

    Банки часто ссылаются на то, что это операции клиентов, и что у них нет возможности оценить их сомнительность.

    Но банки должны выполнять свои функции не только как почтовый ящик. Они должны знать своих клиентов. Сейчас на этом принципе во всем мире строится борьба с отмыванием денег, уходом от налогов.

    Через банки не должны проходить сомнительные операции. Они должны от них очищаться. Банки должны идентифицировать клиента, должны идентифицировать операцию. В соответствии с новым законом, у банка появляется право отказать в открытии счета или в проведении операции. Я считаю, что в будущем надо переходить к введению для них обязанности отказа при наличии признаков сомнительных операций. Последние изменения в законодательстве вызывали много споров. Я их приветствую и считаю, что банковскую систему нужно оздоравливать.

    Банк России, со своей стороны, будет создавать специальные информационные сервисы, которые позволят банкам получать больше информации о своих клиентах, в том числе о компаниях с признаками «однодневок».

    У нас, к сожалению, очень большое число так называемых фирм-«однодневок». Их уже «однодневками» неправильно называть, они годами живут, хотя мы по-старому называем их «однодневками». Это такие юридические оболочки, через которые проводятся операции, причем зачастую неоднократно, но реальной деятельности такая компания не ведет. Схемы с «однодневками», как правило, вскрываются постфактум, и найти виновного очень сложно, сложно даже найти их учредителей. Поэтому очень важна профилактика, введение комплекса превентивных мер, исключение самой возможности использования нашей банковской системы для операций по незаконному выводу капитала.

    Здесь возникает вопрос с уровнем издержек, которые появляются у банка для выполнения этих требований?

    Наши регуляторные требования — это не прихоть, это те требования, которые позволяют защитить права третьих лиц. Банковская система — это инфраструктура, где у вас  миллионы вкладчиков, а это предполагает ответственность за сохранность их средств. Нельзя сказать, что это просто обычный бизнес.  Для того, чтобы заниматься банковской деятельностью, придется идти на определенные затраты, обеспечивать надлежащее управление рисками, безопасность, поддерживать информационные системы, определенным образом раскрывать информацию и перед гражданами, и перед регулятором.

    Надо, правда, признать, что у нас часто одни регулятивные требования наслаиваются на другие. Банки справедливо жалуются на то, что это приводит к необоснованному увеличению затрат. Накопление требований – это, действительно, проблема, поэтому мы сейчас начали работу по инвентаризации наших требований по отчетности, по издержкам. Мы подготовили законопроект, упорядочивающий — можно сказать, осовременивающий — требования. В частности, этот законопроект предполагает перевод на электронные носители некоторых видов документов, связанных с системой бухучета.

    Сейчас в России работают чуть меньше тысячи банков. Понятно, что часть из них — очень мелкие. На Ваш взгляд,  каким должно быть оптимальное количество банков в российской экономике?

    Маленький банк может быть очень устойчивым. Нельзя оставить только крупные банки. Но не надо забывать, что есть цена входа  на рынок. Например, если вы хотите выпускать автомобили, вам нужно иметь финансовые ресурсы для строительства производства такого масштаба. Точно так же и здесь. К банковскому бизнесу предъявляются требования по безопасности, проведению платежей и так далее. И цена за этот комплекс мер все равно должна быть уплачена. Иначе банки неоправданно рискуют нашими деньгами. Банков должно быть столько, сколько их может быть финансово устойчивыми.

    С надзором в ЦБ сложная история. Вы однажды сказали, что, придя в ЦБ, столкнулись с ощущением страха, который стал следствием убийства Андрея Козлова. Как Вы собираетесь преодолевать этот страх?

    Это, скорее, не страх, а некоторая травма. То, что банковский надзор должен быть более жестким, более действенным и менее снисходительным – это факт. У нас есть проблема: банки набрали много вкладов населения. И иногда рассматривают это как своего рода индульгенцию, как защиту от действий регулятора, и позволяют себе излишне рисковать деньгами вкладчиков.  Мы будем выстраивать надзор так, чтобы не допускать такого поведения. Кроме того, надо совершенствовать систему, связанную с санацией, оздоровлением, банкротством. В идеале – не надо позволять банкам доходить до той стадии, когда единственный способ воздействовать на них – отзыв лицензии.

    Крупнейшие банки находятся на территории Центрального федерального округа. Вы считаете нормальной ситуацию, когда 70% банковского рынка управляется одним подразделением ЦБ?

    Мы создаем отдельный департамент надзора за системно-значимыми кредитными организациями. Крупнейшие банки будут напрямую работать с центральным аппаратом.

    Это что-то типа ОПЕРУ-2, который был создан до кризиса 1998 года для надзора за крупнейшими банками?

    Нет, это не ОПЕРУ-2, хотя это распространенное сравнение. В функции ОПЕРУ-2 входили операционные функции, связанные с расчетами, платежами. Здесь же речь идет только о надзоре.

    Каковы критерии отбора банков, которые подпадут под надзор этого департамента?

    Их список утверждается председателем Банка России. Это крупнейшие по размеру активов банки. Критерии включают также размер вкладов населения, кредитов нефинансовых организаций, количество региональных филиалов.

     Что Вы будете делать с огосударствлением финансового рынка?

    Это один из самых сложных вопросов. Я понимаю, что это исторически сложившаяся проблема, усугубившаяся после 2008 года. И здесь много вопросов: в низкой степени конкуренции, в привилегиях госбанков. Если говорить о привилегиях, то наша задача как регулятора — сделать так, чтобы таких привилегий не было. Ни в доступе к механизмам рефинансирования, к рынку капитала, к системе обслуживания госзакупок и т.д.

    Что касается возможной приватизации наших самых крупных банков, здесь есть  историческая проблема. Снижение собственности ниже контрольной пока преждевременно. Граждане привыкли доверять государству. Во многом доверие к банкам – это доверие к тому, что за этими банками стоит государство в явной или неявной форме. И, наверное, какое-то время этот фактор будет определяющим, с этим надо считаться. Доверие к банковской системе очень важно.

    Сколько лет займет процесс разгосударствления банковского сектора?

    Я не могу сказать. Это точно не 2016 год. А пока нам обязательно нужно создавать условия для здоровой конкуренции.

    А у Вас не возникает ощущения замкнутого круга? Вот Вы говорите: надо усилить качество надзора, запретить одно, потребовать другое. Инфраструктурных решений при этом нет, а требований все больше и больше. Регулятивная нагрузка повышается при том, что увеличение издержек могут себе позволить только крупные банки, то есть государственные. Предложить более дешевое фондирование могут тоже только государственные банки. К ним уходят лучшие заемщики, а небольшим банкам достаются только самые высокорискованные. В итоге Вы обвиняете их в недостаточном качестве кредитных портфелей, а тут возникают новые требования – по резервированию и прочее, что снова приводит к издержкам и дефициту фондирования.

    Эта проблема существует не только в России. Есть крупные банки, есть  более мелкие, занимающие определенные ниши. Крупному банку не всегда интересно работать с мелкими вкладчиками, с малым бизнесом. Зачастую региональные банки лучше знают региональный рынок труда, региональный бизнес, поэтому эффективнее работают в этих нишах. Ландшафт банковской системы должен развиваться на основе конкуренции. Но нельзя сказать, что завтра мы получим оптимальную конкуренцию, если  у нас будет не 900, а 200 банков одинакового размера.

    Да, банковский надзор несет с собой некоторые административные издержки. Но, на мой взгляд, эти издержки совершенно осмыслены. Банковский бизнес – это риск чужими деньгами. Но проблема для банков даже не в этих издержках, а в том, что существуют и недобросовестные банки, и недобросовестная конкуренция. Существуют кэптивные банки, которые преимущественно обслуживают интересы своих собственников. А мы сейчас даже не всегда знаем бенефициаров банков, к сожалению. У нас очень упрощенные законодательные требования к собственникам, к менеджменту банков.

    Кстати, мы рассматриваем возможность (предусмотренную Базелем III) повышения требований к капиталу системно значимых банков. Параметры будут определены после тщательного изучения.

    Вот вы говорите «замкнутый круг». Так и есть. Но надо каждую цепочку, каждый узелок развязывать.

    А Вы вяжете? Терпения на все «узелки» хватит?

    С терпением все в порядке.  Я хочу на момент окончания срока моих полномочий передать банковскую систему в финансово устойчивом состоянии.

Беседовали Игорь Тросников, Елизавета Голикова и Анна Пустякова

(ИТАР-ТАСС, Москва)